Гидроэнергетика Приамурья в федеральных стратегических проработках

Российские энергетические планы изложены в проекте стратегии до 2035 года. При знакомстве с этим 267-страничным документом в памяти всплывает образ отраслевого МинТопЭнерго, потому что в проекте стратегии 90% материалов посвящены ТОПЛИВУ – прогнозам запасов, добычи и цен угля, урана, нефти, конденсата, газа… только что про дрова не написали. А вот СТРАТЕГИИ, как системы действий для достижения целей устойчивого развития, в документе практически нет.

Для нового этапа развития страны нужны не столько балансы запасов-добычи-цен, сколько советы по фундаментальным решениям и управленческим действиям на всей цепи от разведки, через добычу и электрогенерацию - к конечному потреблению. Нужно найти ключевые звенья этой цепи и расписать реалистичные для новых условий (без “роста” экономики) варианты вывода энергосистемы России на новые принципы развития, при которых запасы нефти, газа, угля… да и тех же дров перестанут быть «ресурсным проклятьем» страны.

Понятно, что исполнители, которым поручили за 50 дней сделать данный проект, ориентировались на опыт подготовки к съездам КПСС материалов, насыщенных валовыми показателями объемов выпуска и потребления ресурсов. Однако даже эти обстоятельства не объясняют факт практически полного отсутствия гидроэнергетики в проекте Стратегии.

А объяснения просты…

Во-первых, ТЭС по продукции (два вида – электроэнергия и тепло), затратам на строительство и его срокам, принципам определения тарифов… имеют бОльшую предсказуемость и меньше рисков. Электроэнергия – трудно хранящийся продукт, а нефть, газ и уголь хранить легко, даже просто в месторождениях. ЛЭП – как системы дальней доставки потребителям электроэнергии, более технологичны, чем перемещение топлива по ж.д. или трубопроводам. Однако их создание и текущее функционирование сопряжено со сложной системной синхронизацией, затрагивающей практически всю производственную инфраструктуру, и не допускающей локальных решений. Поэтому ГЭС, как элементы инфраструктуры страны или региона, всегда должны планироваться исходя из реальных средне-долгосрочных перспектив спроса на источники энергии большой единичной мощности, существенно повышающие энергопотребление в зоне своего влияния. Анализ перспектив спроса, изложенный в разделах 1-2, заставляет усомниться в наличии острой потребности в таких источниках в России, в том числе на Дальнем Востоке.

Во-вторых, практическое отсутствие темы гидроэнергетики в проекте Энергетической стратегии России на период до 2035 года, может объясняться пониманием Правительством России и экспертным сообществом, что бюджетные инвестиции в гидроэнергетику на данном этапе являются, мягко говоря, высоко-рискованными по множеству взаимосвязанных причин. В то время как – в условиях глобальной экономической стагнации – ставка на добычу углеводородов, которая обходится без бюджетных вливаний и, напротив, сама служит наполнителем бюджета, существенно рациональнее ставки на прожекты гидроэнергетиков. Достаточно прозрачно об этом говорится в журнальном варианте Стратегии «За нефтяную иглу придется побороться» Ирик Имамутдинов «Эксперт» №21

Характерно, что эта точка зрения в группе разработчиков проекта Стратегии перевесила мнение одного из ключевых экспертов, директора Института энергетической стратегии В.В. Бушуева. Еще осенью 2013 г. он выступил с альтернативной точкой зрения, опубликованной в докладе «Роль гидроэнергетики в формировании ресурсной базы и энергетической инфраструктуры Евразии» (1.98 Mb). В этой концептуальной работе гидроэнергетика рассматривается как один из моторов развития экономики Дальнего Востока, да и всей страны, в т.ч. за счет проекта Тугурской приливной электростанции в Хабаровском крае. Эта, технологически красивая идея привлекает даже ведущих противников гидростроительства на Амуре…

“А электроэнергии - всем хватит, даже японцам, Тугурская ПЭС…” В.И.Готванский, к.г.н., действительный член Русского географического Общества

…Видимо, аргументы «против» циклопического гидростроительства в правительственных кругах были настолько сильны, что руководителю группы разработчиков пришлось не просто отказаться от красиво выглядящих на бумаге замыслов, но и вообще вычистить упоминания ГЭС из проекта Стратегии.

В-третьих, системные различия между ГЭС и теплоэнергетическими станциями связаны с использованием типовых проектов для ТЭС и уникальных – для ГЭС. Врожденный риск ГЭС - большая зависимость проектов от конкретных геологических условий. Малейший дефект в расчетах ведет к необходимости долгих изысканий, чтобы обеспечить требуемый уровень надежности сооружения. В частности, отсюда вытекают хронические задержки в реализации проектов. Значительная доля расходов на НИОКР, результат которых имеет нематериальную форму, и который трудно контролировать по качеству исполнения, создает простор для коррупции и, опять же, удорожания проектов.

В качестве иллюстрации стратегических преимуществ топливной энергетики и недоверия к возможностям гидроэнергетики на Дальнем Востоке можно назвать приоритеты развития энергосистемы Дальнего Востока. Хотя выполнение работ поручено компании РусГидро, но они предусматривают строительство не гидроэлектростанций, а непрофильных для компании ТЭС.

Против долгосрочных и рискованных инвестиций в новые большие ГЭС работают и результаты спора Минфина с Минэкономразвития о том, надо ли инвестировать бюджетные средства в бизнес-проекты. Пока перевес на стороне Минфина, который возражает (имиджевые стройки типа АТЭС-2012, Олимпиада-2014, ЧМ-2018, Крым-2014 – не в счет!). В качестве одной из недавних публикаций сошлемся на пространное интервью г-на Мау «Качественный рост с опорой на институты» Позиции Минфина, по крайней мере в отношении больших ГЭС, подкрепляются данными мировой статистики, которые показывают, что в среднем ГЭС обходятся вдвое дороже чем запланировано. Согласно мировой статистике при строительстве теплоэлектростанций перерасход составляет 6%, при прокладке дорог — 20%, при прокладке железных дорог — 45%. Но перерасход при постройке крупных ГЭС и многоцелевых гидроузлов составляет 90%, уступая только АЭС. При этом строительство ГЭС обычно затягивается на 2-3 года против намеченного, а при попадании на кризисный этап развития (который у всех “за окном”) задержка растягивается на 20-30 лет (см. пример с Богучанской ГЭС).

Перерасход, как следствие просчетов в проектировании и при строительстве, наблюдается во всех регионах мира. Ниже всего он в Северной Америке, а выше всего в СССР-СНГ. В России же большие затраты на ликвидацию дефектов типичны и на стадии эксплуатации. Чем больше мощность ГЭС, тем масштабнее перерасход средств по сравнению с планом. Большие плотины — увлечение для оптимистов, считает обозреватель «Новой газеты» Семен Ласкин, ссылаясь на авторитетные публикации Ansar, A., et al., Should we build more large dams? The actual costs of hydropower megaproject development. Energy Policy (2014), и China Dialogue

Коррупционность гидроэнергетических объектов также давно не секрет. Об исчезновении бюджетных средств в проектах «РусГидро» говорил даже президент России Владимир Путин, инициировавший проверки в компании. На заседании комиссии по вопросам стратегии развития топливно-энергетического комплекса глава государства жёстко раскритиковал топ-менеджера «Русгидро» Евгения Дода за непротивление коррупции (Хищения на миллиард в «РусГидро» – лишь вершина айсберга?). Не в последней степени поэтому за использованием государственных средств, выделенных на четыре теплоэлектростанции, строительство которых на Дальнем Востоке осуществляет РусГидро, установлен уникальный по тщательности контроль целевого использования выделенных средств с участием Счетной палаты, Минэкономразвития, Минэнерго и Сбербанка. Такого контроля и близко не было при строительстве в этом же регионе трубопровода ВСТО, газопровода с Сахалина и новой платформы государственной компании Роснефть.

Применительно к Дальнему Востоку, где создание Зейской и Бурейской ГЭС не привело к существенному развитию промышленности, нет внятных планов такого развития и по сей день, кроме перекачки нефти и газа в Китай. Получается, что новые крупные ГЭС нужны только для экспорта в Китай электроэнергии – см. статью [Альтернатива ГЭС-гигантам.](http://www.bellona.ru/articles_ru/articles_2014/hydropower_giants) Для проверки этих предположений читатели могут ознакомиться со взглядами на инвестиции в ГЭС, которые обнародовала сама компания РусГидро. [Презентация РусГидро к дню аналитика и инвестора.](/storage/solexun/files/investplanyrusgidro.pdf) Эти планы инвестиций и последовавших за ними предложениями о создании «противопаводковых» ГЭС вызвали резкие комментарии специалистов, знакомых с гидропотенциалом притоков Амура. > “ЛГП (Ленгидропроект) предлагает Селемджинскую с сухим водохранилищем. Но это с условием малой ГЭС и хозяйским управлением стоком. Река Селемджа остается потенциальным топителем в наводнения. Русиновская без обеспеченного стока, мелкие притоки. Нора и Альдикон - но не строить же на них плотины. Слава Богу, оставили в стороне Шилкинскую. Но нужно оставаться бдительными. И где вы видите большие ГЭС от паводков Амура? На верхнем Амуре они не спасут средний и нижний, Зарегулировать два водохранилища, Селемджу и исправить систему жития и хозяйствования на пойме. И узаконить зеленый пояс Амура (ООПТ в нем).…” > **В.И.Готванский, к.г.н., действительный член Русского географического Общества** Более обстоятельный обзор сделан экспертом нашего портала Евгением Симоновым. Особо отметим, что с просьбой оценить экологические последствия предложений РусГидро к организации «Реки без границ», которую представляет Е.Симонов, обратилось руководство крупнейшей китайской гидроэнергетической компании “Три ущелья”. Евгений Симонов подготовил [справку для инвесторов о программе компании РусГидро по созданию «противопаводковых ГЭС» на притоках Амура.](/analitika/obzory/russiandams/investicii-v-ges/spravka-dlya-investorov)